Самый плодовитый театр Волгограда, «Царицынская опера», накануне Нового года выпустил очередной спектакль — «Аиду» Джузеппе Верди. Это уже четвёртое творение «ЦО» за последние 3 месяца.
Разговор об «Аиде» начался в Волгограде давно — с момента первого интервью художественного руководителя «Царицынской оперы» волгоградской прессе. Напомним, тогда Михаил Панджавидзе говорил лишь о концертной версии великой оперы Верди. И до последнего времени разговор шёл именно о ней. Однако в начале декабря разнёсся слух: будет опера, а не концертная версия, что звучало просто невероятно, ведь в Волгограде нет ни одной большой сцены, а уж сцена «ЦО» явно не относится к числу самых больших в городе. Тем не менее слухи подтвердились: на афишах гордо появилась надпись «Дж. Верди. «Аида», опера в трёх действиях» (забегая вперёд, скажем, что опера была всё же в двух действиях). Как сказал Михаил Панджавидзе, работа над оперой Верди началась 5 декабря. С учётом того, что премьера состоялась 22 декабря, постановка «Аиды» заняла у «Царицынской оперы» 17 дней. Надо, конечно, уточнить, но, похоже, это новое достижение для Книги рекордов Гиннесса: вряд ли кто-то в мире ставил «Аиду» быстрее.
Реакция у специалистов была однозначной — общее мнение выразил известный в театральном мире человек: «Они что в «ЦО» — безумцы?». На наш вопрос, зачем такая гонка, Михаил Панджавидзе выдвинул две версии: первая — нужно нарабатывать репертуар (кто бы спорил, но зачем такими темпами?), вторая — только к концу года на постановки выделили деньги (а вот это гораздо ближе к действительности, однако дальше развивать данную тему не будем, так как не обладаем всей информацией). Ускоренные сроки постановки «Аиды» тем более удивительны, что это, оказалось, был дипломный спектакль выпускника ГИТИСа Олега Найдёнышева, являющегося к тому же председателем Столичной федерации айкидзюцу и айкидо и учителем айкидо Михаила Панджавидзе. Олег Найдёнышев уже выступал ассистентом режиссёра в постановке Михаила Панджавидзе оперы «Любовь поэта» в Татарском академическом государственном театре оперы и балета им. М. Джалиля. Если учесть, что сроки для постановки «Аиды» были сумасшедшими, а худрук «ЦО» явился художественным руководителем постановки своего ученика и художником-постановщиком, можно предположить, что его роль в режиссуре была велика. Теперь, собственно, о самой опере.
Как уже было сказано, сроки и размеры сцены не позволяли надеяться на что-то эпохальное. Действительно, масштабной постановки мы не увидели — «Аида» получилась концептуальной. Сначала о сценографии. Как нам показалось, Михаил Панджавидзе наконец-таки нашёл баланс между рукотворными декорациями и виртуальными. Выглядело это так: в глубине сцены стояли два больших экрана, образующих широкий угол, на которые проецировались изображения пирамид, улицы или внутреннего убранства храма. Чуть ближе к авансцене располагалась трёхуровневая золотистого цвета металлическая конструкция, по контуру повторяющая линии пирамиды. Больше ничего не было, появлялись лишь стол, символизирующий жертвенник, и многофункциональная золотая клетка. Такой аскетизм позволял свободно перемещаться по сцене многочисленной (однако не превышающей нескольких десятков человек) массовке и дал возможность артистам демонстрировать свои артистические таланты без оглядки на декорации, как это было, например, в «Русалке», когда солисты элементарно не понимали, где они находятся. Костюмы артистов (художник по костюмам Лана Ермияева) были лишь стилизованы под египетские и отсылали скорее к голливудскому кино, нежели к истории.
Самыми неожиданными были одеяния жриц храма Исиды: женскую часть хора обрядили в красные балахоны, надели им на головы кошачьи маски со светящимися глазами, а в руки дали копья с лазерными прицелами вместо острия, которые в одной из сцен они направили в зал, чем вызвали у публики довольно бурную реакцию, ведь не каждый день, а уж в волгоградском театре никогда, по тебе шарится красный лучик прицела. Михаил Панджавидзе вообще любит преодолевать стереотипы, отчего «Аида» в постановке его ученика Олега Найдёнышева имела какую-то странную концепцию, не понятую нами даже после частичных объяснений худрука «ЦО». Как явствовало из увиденного, египтяне были сплошь масонами (мужская часть хора, выглядящая как помесь ирокезов с запорожскими казаками в балахонах с масонской символикой, и вовсе выходила на сцену только с мастерками — по два на каждого — в руках). В принципе, само по себе обращение к подобным символам понятно — истоки ордена вольных каменщиков, как известно, исходят в том числе из древнеегипетской истории, но к чему оно понадобилось режиссёру в «Аиде»? Противопоставление цивилизации и варваров, то есть посвящённых и профанов в масонской терминологии, и так заложено изначально. Возможно, авторы постановки хотели намекнуть на некую универсальную цивилизацию, которая возможна в любое время и в любом месте?
Не обошлось и без нововведений. Например, в волгоградской версии «Аиды» оба царя, египетский и эфиопский, умирают, а финал и вовсе навевает тяжкие раздумья: Амнерис со знаками власти фараона восходит на самую высокую часть металлической конструкции и, как до этого царь Египта, застывает в эффектной позе. К чему бы это? Женщина фараоном быть не может. Торжество женского начала? Но в опере скорее противопоставляются любовь к отчизне и близкому человеку, а не мужское и женское. Возможно, мы просто не поняли режиссёрскую концепцию, но ведь известно: если спектакль требует подробного авторского толкования, то спектакль нельзя назвать удачным.
Что касается состава солистов, то на этот раз, в отличие от «Чио-Чио-сан», главные партии были поделены поровну между местными солистами и приглашёнными, а когда выздоровеет Николай Черепанов, приоритет и вовсе будет за волгоградцами.
Разговор о музыкальной стороне «Аиды» следует начать с того, что на авансцене располагался небольшой микрофон на невысокой (где-то около 10 см от пола) подставочке (такое размещение, видимо, было необходимо для того, чтобы «вытягивать» и вокалистов, и оркестрантов), наличествовали и колонки по бокам от сцены. В принципе, ничего не имеем против так называемой «подзвучки» в «Царицынской опере» (хотя с точки зрения акустики зал бывшего ДК Ленина и не является самым плохим в городе): надо же как-то выходить из положения, если некоторых артистов не всегда можно расслышать. Вот только фонило это чудо техники (особенно в начале 2 действия) безбожно.
Естественно, не обошлось и без купюр, что в принципе, в данном случае вполне оправданно.
Оркестр под управлением О. Решёткина (кстати, последние лет десять работающего в Марокко) с самого начала создавал удручающее впечатление. Увертюра в первые минуты напоминала настройку инструментов (такую какофонию не всегда услышишь и перед концертами симфонических оркестров, когда музыканты «проверяют» инструменты). Чувствовалось, что дирижёр иногда пытался собрать оркестр, но это у него получалось плохо. Звучание оркестра расплывалось на протяжении всего спектакля. Звук казался вымученным, открыто были слышны промахи в довольно ответственных музыкальных моментах. Даже знаменитейший вердиевский Марш прозвучал крайне невнятно (его также исполнили на сцене четыре мальчишки, выглядевшее с египетскими трубами эффектно и слегка испуганно). К сожалению, не удалось посчитать музыкантов в оркестровой яме, но очевидно опера исполнялась не полным составом оркестра. Манера дирижирования О. Решёткина отличалась странной аморфностью, аэмоциональностью, о каком-либо темпераменте (видно, жаркий марокканский климат никак не сказался на нашем соотечественнике) говорить тоже не приходится. И всё это в вердиевской «Аиде», где звучание оркестра должно поражать монументальностью, мощью (в массовых сценах) и при этом очаровывать ювелирностью и лёгкостью нюансов (например, в любовных дуэтах). Композитором изначально предполагался эффект тонкого контраста, но и его мы не услышали. И, наверное, дело здесь не только в дирижёре, но и в самих музыкантах «Царицынской оперы», ибо их небрежное отношение к музыкальному материалу было заметно и в предыдущих спектаклях этого сезона.
Если говорить о вокалистах, то в целом, можно сказать, всё было озвучено удовлетворительно. Не совсем понятно, почему Анна Девяткина, обладавшая неплохим колоратурным сопрано (которое, правда, в последнее время решили «переименовать» в лирико-колоратурное) вдруг отважилась на партию, привычную для драматического сопрано и требующую максимальной отдачи звука. Камерность голоса певицы, его лёгкость, также не предполагают обращения к образу Аиды. То, что вполне достойно может звучать, например, в партии Папагены или вердиевской Джильды, не гарантирует должного звучания в сложнейшей партии Аиды. В итоге звук был плоским, лишённым должной силы, мощи. Неровными были и переходы от верхнего к нижнему регистру. К концу действа пришлось мучительно вспоминать, а был ли исполнен известнейший страстный монолог «Ritorna vincitor». Припомнить сие так и не удалось (может, это и к лучшему). Стоит отметить, что Аида в результате режиссёрских стараний практически половину спектакля проползала по сцене или простояла на коленях (не будем говорить, насколько это эстетично), а если вспомнить, где находился микрофон, то становится как-то совсем грустно.
Возлюбленного Аиды исполнял «московский гость» Сергей Кунаев, успевший спеть партию Радамеса не только в Большом, но и других российских театрах. Здесь достаточно сказать, что у вокалиста серьёзные проблемы с техникой, а именно — с дыханием. Часто дыхания Сергею Кунаеву просто не хватало, да и брать это самое дыхание посередине музыкальной фразы — тоже как-то негоже, да и тремоляция превышала всякую норму. Опять же голос солиста для партии Радамеса не является достаточно крепким. Ирина Соколова (Амнерис) также особых восторгов не вызвала: повышенное вибрато, явная возрастная печать на тембре. Однако же вполне возможно, что эти неудачи можно списать на усталость солистов, ибо два спектакля (да ещё и «Аиду») подряд равноценно способны спеть далеко немногие, а мы смотрели оперу Верди именно на второй день. Будем утешаться этим.
В заключение отметим одну горькую, как нам кажется, тенденцию — явную дисгармонию между режиссёрскими изысками, постановочными решениями спектакля и музыкальной частью оперы. Будем надеяться, что в следующей премьере «Царицынской оперы» эти две составляющие наконец-то пересекутся, а титры с переводом, которые просто являются слабейшим местом театра, наконец-то будут помогать восприятию, а не мешать ему, ведь программки в «ЦО» уже научились делать просто замечательно (если в «Чио-Чио-сан» они представляли из себя веера, то в «Аиде» — пирамидки).
Посмотреть фотографии со спектакля «Аида» в галерее на Волгоград.ру.