У писателя И.С. Тургенева вычитала такие слова: «Любовь вовсе не чувство. Это болезнь души и тела. Она не развивается постепенно — в ней нельзя сомневаться, с нею нельзя хитрить. В ней нет равенства и так называемого свободного единения душ. В ней одно лицо — раб, другое — властелин. А сама она цепь, и цепь тяжёлая». Видимо, в нелёгкую минуту душевного ненастья вырвались у великого человека эти горькие слова. И кто в любви Ивана Сергеевича и Полины Виардо был рабом, а кто властелином, понять несложно тому, кто знает биографию писателя.
Быть рабом в любви обидно, горько и мужчине, и женщине. И смириться со своим положением невозможно, и прочь уйти удаётся не каждому. Что и говорить, положение незавидное. Я знаю женщину, которая была рабой любви больше двадцати лет, но однажды она вырвалась из её плена и обрела свободу.
…Понять отношения Зои и Василия не могли ни их друзья, ни родители. Дружили они с юности. Ещё в школе Вася постоянно списывал у отличницы Зои домашние задания и воспринимал это как должное. А относился он к своей подруге как к собственности. Например, если Зою приглашали куда-то в гости, а Василию это не нравилось, то он просто говорил «нет», и Зоя покорно оставалась дома. Мы, её одноклассники, не раз возмущались слабоволием этой привлекательной, умной девушки. «Ну как ты можешь постоянно идти на поводу у этого Васьки, — нередко горячилась я, — ты же лучше его по всем человеческим параметрам, ты эрудированный, добрый человек, а он тупой и в кошек камнями кидает». Я уже с юности твёрдо усвоила, что к человеку, не любящему животных, надо относиться с опаской. Но Зоя, глядя на меня большими зелёными глазами, отвечала: «Ты же его совсем не знаешь. У него дома родители постоянно ругаются, наверное, разойдутся, а Вася от этого страдает. Мне его жалко. И потом, ты знаешь, я люблю его…»
Перед этим признанием я была бессильна. Всё, что было связано с этим чарующим душу подростка словом, вызывало душевный трепет, ибо никто из моих подруг, кроме Зои, не знал, что такое любовь. «Понимаю твои чувства, — говорю подруге, — но если любовь — это полный отказ от собственного «я», то мне лично она не нужна…»
Через много-много лет я вышла в третий раз замуж за человека, которого любила просто безумно, и вспомнила Зою… Нет, никого из нас не учат чужие ошибки, мы предпочитаем набивать синяки на собственных.
Закончив школу, Зоя не стала, как все от неё ожидали, поступать в мединститут, куда ей как медалистке надо было сдать лишь один экзамен. Видя, что её родители категорично настроены против Василия, она вместе с ним уехала к его родственникам под г. Пермь в небольшое красивое село. Ей было уже 18, и родители, как ни пытались, вернуть её домой не сумели.
Шло время, у каждого из нас налаживалась своя личная жизнь, и Зоя как-то стала исчезать из памяти. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Встретились мы с ней случайно на улице только в прошлом году. Честное слово, если бы меня не окликнула эта измождённая женщина с выцветшими глазами, я никогда бы не узнала в ней вечную свою соперницу на наших школьных танцевальных вечерах. «Боже мой, Зоя, это ты?» — не могла сдержать удивления. Мы сели на лавочку и, словно расставшись вчера, продолжили наш последний с ней разговор.
— Помнишь, ты мне сказала, что я целиком и полностью стала зависеть от ничтожества, и призывала меня вновь обрести самостоятельность, — волнуясь, говорила Зоя. — Так вот, за те слова я тебя просто возненавидела. Недаром говорят, что обидна не ложь, обидна правда. Я действительно не могла даже дышать без Васи, он был центром моей жизни и самым для меня желанным человеком. Мы ещё учились в школе, когда стали близки. У меня совершенно не было никакого опыта общения с противоположным полом, Вася был первым и единственным мужчиной 20 с лишним лет. Когда мы уехали в село Большое, где жили его дяди и тёти, нас приняли очень хорошо. Под жильё отдали просторную бывшую баньку, я поступила работать в школу, Вася — в сельсовет. Никогда не забуду, как по вечерам мы выходили в поле за околицей. Представь себе бескрайнее море колосков, которое под порывами ветра ходит волнами, и громадные чёрные тучи, сквозь которые пробиваются лучи солнца. Такой простор необъятный, а сам воздух пахнет мёдом. Я была счастлива. Я и хотела этого: чтобы было у нас с Васей хоть какое-нибудь отдельное жильё, работа. И — подальше от родительских нотаций: они просто меня достали. Вечерами мы ходили в клуб, смотрели какие-то заезженные фильмы, танцевали, а утром опять на работу. Отношения у нас с соседями были самые доброжелательные, с Васиной роднёй — тоже. Через год я поступила в Пермский пединститут, училась заочно. Но тут Вася заартачился. Ты, говорит, когда в город на сессию уезжаешь, то наверняка мне изменяешь. Бросай свой институт! Как я ни плакала, ни умоляла — ничего не могла поделать. Привычка подчиняться ему вошла в мою плоть и кровь. Учёбу оставила, хотя дела у меня шли успешно, я была лучшей студенткой на курсе. Потом он заставил меня бросить работу: мол, с молодыми учителями флиртуешь, сиди лучше дома. Когда я начала негодовать по этому поводу, он, непривычный к отпору, даже растерялся. А так как не мог привести ни одного аргумента в пользу своего решения, то спор решил кулаками. Впервые я легла спать, избитая мужем. Лежу, плачу, а он, вместо того чтобы повиниться, рявкнул: «Долго ещё реветь будешь? Спать не даёшь…»
В эту ночь я поняла, что что-то не то сделала со своей жизнью. Боже мой, думала, зачем я сюда приехала, что я здесь забыла? Вспомнились мои родители, которые такую судьбу мне и предрекали…
Утром я решила уехать домой. Но Василий спрятал мои документы, деньги. И я сдалась, осталась. Потом родилась Леночка, через два года — Павлик. Был у нас к тому времени хороший дом, хозяйство. Но скажу тебе откровенно: Василий, почувствовав свою безнаказанность, совсем распоясался. Бил меня и по поводу, и без. А я, не приученная поднимать руку на человека, могла только плакать. Это его ещё больше злило. Как он оскорблял меня, гулял — одиноких, охочих до чужих мужей женщин в селе было много. Так и жизнь прошла.
В Волгоград я вернулась вместе с детьми: мама умерла, а за отцом уход нужен. Нет, назад к мужу больше не вернусь. Да он, кстати, быстро утешился — привёл в наш дом свою любовницу, которая там себя хозяйкой чувствует. Знаешь, я иногда плачу и корю себя за то, что бросила свою единственную, неповторимую жизнь под ноги недостойному человеку. Но всё равно, — говорила Зоя, — самая счастливая минута в моей жизни связана была с любовью. Это когда я первый раз встретилась глазами с парнем, которого уже любила, и поняла, что и он меня любит. Ведь была, понимаешь, была эта любовь… Куда только всё делось, не знаю. Единственное, за что благодарна я Василию, — за наших детей. Они у меня умные, красивые, добрые. Для них сейчас и живу.
Лариса Говорухина.