Личные данные: Дмитрий Дибров – легенда (без дураков) нашего телевидения. Это он первый стал работать с пейджером в эфире, это он первый вывел в эфир телефонные звонки (причём без редакторской цензуры), это ему первому удалось беседовать с гостями в студии так, как будто разговор начался задолго до эфира и продолжится после. Его «Антропология» стала образцом ток-шоу с конца 90-х. Но до неё тоже были программы – «Монтаж», «Свежий ветер» (на Питерском пятом канале). И неподготовленные зрители были в ужасе – с ростовским говором, раскованный, от него тогда веяло свободным ветром перемен. Как это было возможно?! Потом было многое другое: и «О, счастливчик!» на НТВ (теперь эта программа называется «Кто хочет стать миллионером»), и «Ночная смена» на Первом… Сейчас он ведёт экстремальное во всех смыслах шоу «Я готов на всё!», которое – что удивительно для шоу – совершенно невозможно упрекнуть в экстремальной тупости.
– Ну, так какая причина заставила вас встретиться со мной?
– Интервью. Для оправдания встречи другого повода не придумала.
– С каких это пор встречи с престарелым ловеласом были для молодой дамы проблемой? Попробуйте сказать откровенно и не искать никаких поводов.
– Я несмело попробую. По дороге к вам думала, как же я вас всё-таки люблю…
– Ну, молодец! Вот, пошло! Давай, давай, отрывайся от земли!
– Люблю вас… м-м-м… за вашу «Антропологию» и, вспоминая, думаю: какого чёрта её нет в эфире? Как вы можете со мной и с моей любовью так поступать?
– Могу.
Всё-таки не удалось вам свести на «нет» проповедь любви, как бы ни пытались.
Ну, давайте, чего я должен говорить?
– Если вам всё равно о чем, то давайте о страхе.
– Есть передача «Я готов на всё!» на РТР. Не смотрели?
Участников несколько дней или месяцев изучают психологи. Путём специально разработанной системы выискивают, какая из фобий у данного человека наиболее сильная. И если у кого-то клаустрофобия, так его везут в шахту. Того, кто панически боится высоты – выбрасывают с парашютом.
– Вы считаете, герои программы после этого навсегда прощаются со своими страхами?
– Да, они становятся счастливыми людьми. Я это не раз замечал на банкетах после съёмочных сессий. «Да мне теперь чёрт не враг, да я теперь всё могу!»
Может быть, и глупо, преодолевая сопротивление, тащить на край крыши человека, который боится высоты. Но, по крайней мере, чем-то подобным подобное лечить нужно. В любом случае, наши герои чувствуют невероятное облегчение, а мы – кайф. Мы показали людям, что с самым сильным своим стрессом человек борется… ради другого человека. (Re: Это не пафос Диброва, в самопожертвовании для другого и есть основной ход программы – Н.Ш.)
Страх – то же, что алкоголь: в некоторых пропорциях это не страшно, а даже полезно. Вот только пока человек поймет, что это за пропорции, он далеко может зайти – как осиновый лист продрожать всю жизнь, чтобы потом задаться вопросом: чего я всю жизнь боялся?
– И чего ещё мы боимся всю жизнь, кроме как быть запертым в шахте или прыгать с парашютом?
– Можно сказать, что страх – это туловище нашего дракона, который терзает нас всю жизнь, а всё остальное – всего лишь бошки его.
Мы страшно боимся начальника. Боимся той взбучки, которую он нам даст за вчерашний прокол на работе. Это отравляет нам весь вечер. Мы не можем ни есть, ни пить, ни срать, ни ссать. Мы боимся, что он сделает всё, чтобы лишить нас прибавки к жалованию, ещё хуже – надпилит кусок от того, что есть сейчас.
Почему мы так боимся?
Мы боимся, что в старости, может быть, «мне ногу отпилят, а на что я буду лежать в больнице? А что ж это получается, я не смогу квартиру ребёнку купить? Какая-то задница получается… Да и, в конце концов, я молодой человек, всё хочу, а начальник сейчас отпилит прибавку к жалованию, и я не добьюсь успеха к 35-ти».
А сколько восхитительных романов не состоялось, потому что человек боялся!
«Любил одну женщину в Куйбышеве в 73-м. Вот то была бы любовь!»
«Так почему ж ты ей не открылся, не пригласил в свою жизнь? Чего ты боялся?»
«Я тогда был женат».
«Ты не любил жену?»
«Нет, не любил».
«Так почему же ты не развёлся?»
«Я боялся что-либо менять. А вдруг та была б хуже?»
– Или?
«Почему ты не перешёл на другую работу, тебе ж предлагали!»
«Это риск, а на нынешней изо дня в день мне платят».
«А почему ты деньги в банке не взял и не устроил собственное дело? Ты выяснял, что китайские пуховики «пойдут» в этом сезоне? Так сделай магазин китайских пуховиков».
«А вдруг я прогорю»?
Ага, боисссии? А ты пробовал? Ты попробуй!..
– А к Вам никогда не подступал страх всё потерять?
– Я боялся, когда мне было года 23. Больше всего я хотел на ТВ, но догадывался, что ребят из Ростова не ждут в Останкино, как, кстати, там не ждут ребят из Москвы.
Тогда я работал в «Московском комсомольце», и меня позвали сразу в две организации: в «Комсомольскую правду» и ТАСС. Честно – я всю жизнь хотел в «Комсомолку». Но подозревал, что в прекрасной олимпийской газете я сопьюсь, и вольница меня унесёт.
А в ТАСС говорили: «Возьмём в штат, но в партийно-правительственный отдел. Будет сейф и к семидесятилетию дадут квартиру. А пока 300 рублей в месяц».
Это были фантастические деньги для 23-летнего существа. С другой стороны, я всю жизнь был антисоветчиком, «битломаном». И меня – в ТАСС?!
Я взвешивал. И на тот момент я был женат, а в 23 года не женятся иначе как по залету. В 23 года кажется, что «любить» и «жениться» – это синонимы. Тогда кажется, что долг превыше всего. Кстати, не далеки от истины те, кто так полагает…
В общем, я выбрал ТАСС.
Я испугался довериться себе, мечте…
Вот такой был у меня страх.
– Сейчас чего вы боитесь?
– Я ничего не боюсь.
– Не может такого быть. А, например, за свою карьеру?
– Чего бояться за карьеру? Не добиться успеха? Уже поздно бояться.
Безденежья? Кому деньги приносили счастье?
– Да, но у каждого времени свои телекумиры, свой язык, ориентиры... Да и начальники меняются. Придут молодые и скажут: «Отныне берём только молодых!»
– Они, кстати, сейчас сидят везде, вот такие начальники. Молодые – это прекрасно. Но попадается такому начальнику клевая лицензионная программа. Возникает вопрос с ведущим. Это как с певцами. Можно аранжировать кого угодно, но кто споёт? Мы бы и рады, чтоб не Кобзон, а кто? Нужно знание жизни в уголках глаз, внешняя благообразность, а не портрет типичного обитателя санатория ветеранов партии в Переделкине. Что-то среднее надо. И тогда на кастинг просто ради смеха приглашают Диброва.
– А от чего вы отказываетесь?
– Ну, программу «Золотой граммофон» мне предлагать вести бесполезно. Потому что тогда будут просто слишком велики расходы на химчистку. От рвотных масс надо будет приводить костюм ведущего в порядок, понимаете? Также мне никто никогда не предложит вести «Фабрику звезд» или что там еще мне не предложили бы…
– А «Антропологию»?
– В какой-то момент мне казалось, что антропологические посиделки не особо стали нужны. Мне казалось, сейчас надо железных мальчиков, солдат Урфина Джюса брать на вооружение.
Но сегодня я вижу, что нет, пожалуй, всё же мы ещё повоюем, казачки. Погоняем, кого надо!
Значит, я намерен предложить поделать «Антропологию»…
Есть два пути для этого. Вопрос, какой из них взять.
Первый путь: назвать программу совсем другим словом, сделать наукоёмкую студию, придумать любопытные прихваты в кадре, как это мы сделали в «Ночной смене». Тогда будет прогресс.
Либо второй путь: нет, считать, что «Антропология» в своё время была придумана правильно. Потому что лаконизм белого фона и чёрно-белой картинки делает выпуклой мысль, которая звучит с экрана.
Тогда её так и назвать – «Антропология».
Правда, при этом возникает вопрос: «Ага, Дибров занялся самоцитированием, ничего нового не придумал»… Но это ж я не цитирую, а как всегда по-казачьи лечу туда, где сейчас нужнее всего. Надо подумать, что лучше, что важнее.
– Конечно, вам легко – вы уже придумали идею и можете с нею теперь сколько угодно жить. Себя нашли. А эти поиски у многих ни к чему не приводят…
– Вот эти формулировки про «поиск себя»... Я их часто слышу и, наверное, они имеют какой-то смысл.
Но для меня они всегда были вреднейшими, непонятнейшими формулировками.
Ты – головка от одного места – вот ты кто. Попробуй своей жизнью доказать обратное. И ни в коем случае не думай при этом, на каком месте я могу добиться собственного успеха и кто это я такой.
Я в своё время решил, что смогу принести пользу, работая на телевидении. Потому что я смогу рассказать про Макса Эрнста, сюрреализм, иное мировоззрение, чем то, какое меня окружало, как можно большему числу людей.
– Что нужно любить больше себя, чтобы достичь успеха?
– Больше себя в какой-то момент я полюбил свою профессию.
Я всю жизнь делал что-то из опасения. Я поступал так или иначе, потому что боялся поступить сообразно тому, что на самом деле чувствую.
В итоге моя профессия оказалась важнее, чем я сам.
Любовь важнее, чем гордость.
Страх – это не такая плохая штука. Как и в гончарном деле, здесь стеснение придаёт форме изящество.
От: Дмитрий Дибров
Я прекрасно знаю, что большинство людей проскочат эти строки пулей. И не на них мой расчёт. Но будет один мальчик или одна девочка на тысячу, которая скажет: послушайте, точно! Я ведь это и сама знала, просто не имела смелости так сказать...
Молодец, малышка! Двигайся! Сейчас твоё время.
Любое время – твоё. Только не слушай старых пердунов, вроде меня, и действуй самостоятельно.
Наталия Шевченко.