Вводка от Rе:Акции:
Иван Дыховичный, автор «Прорвы», «Копейки» и «Музыки для декабря» никогда не был конформистом, но всегда был востребован. Получается, что для него не существует времени, когда он несвободен, он всегда делал то, что считал нужным.
Или не делал. Иногда карьера и внутренний рост — не одно и тоже. Иван Дыховичный — живое тому доказательство.
Иногда чтобы показать что-то, это что-то надо не показывать, а прятать.
Такой у человека путь.
«Да» и «Нет» не говори
— Иван, видела вас в «Камеди Клаб», как вам?
— Там был человек, который опускал всех звёзд (имеется в виду Павел Воля, интервью Наталии Шевченко с которым читайте в № 18 — «Rе:Акция»). В конце его выступления, когда все были опущены — и Сафин, и Дапкунайте — дошла очередь до меня. Тогда он говорит: «Остался Иван Дыховичный… По законам этого места, я должен его опустить. Но. Я очень уважаю этого человека, люблю его «Копейку»… И в конце: «Я перед ним склоняю голову».
Я повернулся к своим друзьям и сказал: «Это пенсия. Я не хочу этого». Всё.
— Иван Владимирович, я тоже люблю вашу «Копейку», обожаю все ТВ-программы, которые вы вели…
— …то есть, мы состоим в отношениях давно.
— Я с вами — да, а вы, наконец-то, с этой секунды и как минимум до конца интервью. И уж если это отношения, то скажите откровенно: почему вас больше нет в эфире? Говорят, у вас сложный характер?
— Я, в принципе, не ведущий. Я — Иван Дыховичный.
— Иван Дыховичный, вы блестящий ведущий.
— Ой, спасибо… Но до недавнего времени я был не только ведущим, но и главным режиссёром и креативщиком целого канала. Ушёл, когда однажды мне предложили вести какого-то «Миллионера».
Я говорю начальнику: «Ты что, офонарел, что ли?» Вот вы смеётесь, а он: «Да что такого? Ты же будешь делать это лучше всех». Я отвечаю: «Не факт, но даже если получится хорошо, мне просто это не нужно». Он: «Мы тебе будем платить 10 тысяч долларов в месяц». Я: «Да хоть 20! Я не буду это делать!» «Ах, не будешь?!» «Не буду». «Может, тогда нам расстаться?» «Так мы прямо сейчас и расстанемся».
Они правят миром, они нас создают, понимаете? А я говорю им: «Нет». Такой характер у меня…
— Да что ж такое с вашим характером?!
— Мне самому от этого бывает неприятно. Ну, например, мне постоянно нужно на чём-то настаивать. А это очень давит на людей.
Они говорят: «Ну почему ты говоришь, что Евгений Гришковец такой одинаковый и что он уже отстоялся?»
«Он уже заигрывает со всеми». «Но он же такой талантливый!» «Ну и что?!» «Ну ведь Гришковец!» «Да мне плевать!..»
Всё, что в моей жизни получилось, случалось вопреки разумным словам людей, которые ко мне очень хорошо относились. Со мной расставались женщины, потому что я всё делал наоборот. Ну, «нельзя жить с человеком, который всё погубил».
Иногда ты думаешь: «Может быть, скажу: «Да»? Вот сейчас позвоню и скажу: «Да!».
— Что заставляет вас делать по-другому и говорить «нет»?
— Что-то заставляет. Ну, это и есть путь…
— Иван Владимирович…
— Можно «Иван».
Кино о самом главном
— …Тысячи людей сейчас обладают возможностью взять камеру в руки и снимать, снимать, снимать. Они могут цифровать пустоту, — всё, что попадается по пути. Такое время сейчас.
— Иван, чем отличается старое кино от нового?
— Даже в очень хорошем старом кино нет чувства свободы. Тогда такие условия жизни были, что вы обязательно должны были принимать условия чужой игры.
А что сегодня делает человек? Всё время выворачивает голову из ошейника. Иногда ему это всё-таки удаётся. Это дорогого стоит. Свобода всегда стоит дорого.
— У вас это видно в «Копейке». А кто ещё выворачивается?
— (Смеётся) Алексей Герман, Кира Муратова. Скажем, чем вам любезна Земфира, если она вам чем-то любезна? Она очень свободный человек. Хотя, скажем так: она очень несвободный свободный человек.
— Иван, чем образы в новом кино отличаются от прошлых?
— Сегодняшние образы более брутальны, они сухие и не так сентиментальны, как старые. Сегодня чувства выражаются быстрее и яснее. Не могу сказать, что они при этом откровеннее, — скорее, наоборот. Но многое роднит их и с теми, старыми.
Например, когда мы говорим о любви в кино, есть множество способов скрывать любовь, точнее сказать, выразить её не словами. Люди вообще возбуждаются (в хорошем смысле) от недовиденного.
Я, например, не знаю ни одного человека, тонкого и изящного (это не значит, что он должен быть образован и интеллигентен), который говорил бы своей возлюбленной: «Я вас люблю». Он будет выражать это как-то иначе.
Например, сейчас вы смотрите на меня прямо, но если вы будете говорить о каких-то важных для вас чувствах, то вы не будете смотреть на меня так. У вас появится чёлка, которая будет закрывать вам лицо, вы немного уйдёте в тень, вы не сможете говорить громко, более того, вы всерьёз о чувствах наверняка будете говорить между двумя шутками.
Между старыми и новыми образами не так много отличий, как кажется. Сегодня есть много людей, которые чувствуют так же, как раньше. Просто в каждом времени нужно видеть удивительность, почувствовать её, найти.
— Кто из режиссёров чувствует эту удивительность?
— Гаспер Ноэ, который снял «Необратимость», корейское кино, Ларс фон Триер, который привнёс в своё кино всё лучшее из того, что сам исповедует — Андрея Тарковского, Пьер-Поля Рендерса. Много ещё есть кого…
— О чём вы собираетесь снимать кино?
— О двух людях, которые встречаются в очень банальных обстоятельствах. Положим, проститутка и человек, который её вызвал. Каждый из них рассказывает свою историю. И когда после услышанных историй они стали ближе друг к другу, то мужчина говорит: «Не верь мне, я рассказал тебе неправду». И она говорит: «И я рассказала тебе неправду». И дальше он рассказывает про свой солнечный удар, она — про то, как кончила в первый раз по-настоящему…. И это не правда. Так всю картину.
Мы не знаем, где правда. Потому что её нет. Правда — это только то, что происходит сейчас.
— Эта история про вас?
— Таких моментов у меня в жизни было, ну, может быть, три- четыре… Их не может быть много.
Не сомневайтесь в любви. Мы часто боимся, что за неё расплатимся. Нет, мы расплатимся за сомнение. Всегда прав тот, кто верит. Это точно.
«Девочка моя…»
— Вы довольны своей жизнью?
— Кто доволен!? Скажите, от чего вы получаете больше чувств в жизни — от радости или от горя?
— От радости.
— А я считаю — если больно, значит — жив.
— А я считаю, если состояние горя продолжительнее, то больше ощущений получишь от радости. Если счастлив, значит — жив.
— Но без горечи нельзя. Есть люди, которые посвящают свою жизнь борьбе, чтобы не испытывать вообще никаких чувств, чтобы не страдать. И мы видим человека-куклу, такого не интересного. Тупого.
Это, конечно, банально, когда старшее поколение говорит: «Вот в наше время…» Такая позиция приводит к страшной фразе: «Девочка моя…» Я не верю в опыт, потому что чаще он бывает дурной. «Девочка моя… мы были умнее, нежнее и тоньше, а вы глупее, брутальнее и циничнее». Ну, чё ты сказал? И дальше что?
Можно быть генералом, получить всех народных артистов, записать себя золотыми буквами на каких-то там стенах, поставить себе при жизни памятник и быть абсолютно вычеркнутым из жизни. Мне кажется, значительно интереснее быть свободным от всего такого, хотя, конечно, это тяжелее и сложнее материально. Но цена вопроса в итоге такова: вы заплатите за весь этот орденоносный пафос полным вымиранием из жизни.
Разобщённость — это тоже вид жизни. Сохранение собственной индивидуальности и собственного внутреннего покоя — тоже стиль жизни. Те, кто подвергает мир сомнению, — продвинутые. Те, кто нет, — им конец.
Наталия Шевченко.