Если так пойдёт и дальше, Волгоград когда-нибудь станет балетным городом. В «Царицынской опере» ставится уже второй балет, в прошлом году нас посетил Краснодарский балет под управлением Юрия Григоровича, в этом с небольшим перерывом в городе выступили Анастасия Волочкова и Московский государственный театр «Русский балет», с художественным руководителем которого, Вячеславом Гордеевым, можно было пообщаться накануне выступления его питомцев на волгоградской сцене. Вячеслав Гордеев — знаменитый в прошлом танцовщик Большого театра, балетной труппой Большого которого он затем и руководил, а ныне является худруком «Русского балета» и руководителем балетной труппы Екатеринбургского государственного академического театра оперы и балета.
— Вячеслав Михайлович, балет всегда был национальным достоянием. Является ли он им сейчас, и как к нему относятся на Западе?
— Что касается интереса российской общественности и западной, то он разнится. Вот мы едем в Китай — там нас принимают в лучших театрах. Потом мы перемещаемся в Германию, куда ездим на гастроли уже 20 лет и где все эти годы выступаем при аншлагах. В России такого интереса, увы, нет, как, например, был раньше, когда мы танцевали с Павловой и вокруг ледовых дворцов стояла конная милиция. Тогда с балетом могла сравниться только югославская эстрада, которая тоже выступала на таких площадках. Я даже благодарен Волочковой, что она этот интерес к балету поднимает. Вот если бы наше правительство, президент, отделы культуры относились к балету с большим вниманием, тогда бы балет занимал достойное место в нашем обществе. Сейчас этого нет в силу разных обстоятельств. И я не могу осуждать или оспаривать какие-то факты, потому что их диктует наша жизнь. В эпоху перемен очень много пены. Балет не относится к пене, это на века. Моцарт всегда был и будет Моцартом, и не надо оспаривать, кто он — первый, второй или какой там по счёту. Другое дело, что и к Моцарту, и к балету интерес в разные времена может быть разный.
Сейчас у балета есть серьёзный конкурент — телевидение. Вот взять мою дочь Любу, которой сейчас 13 лет. С двух лет она бредила балетом — занималась, смотрела записи, ходила со мной по два раза на спектакли Большого театра (когда спектакль заканчивался, она просила: «А можно ещё раз?»), жила этим. Сейчас её отношение изменилось: на балет она ходит, но не более того, так как ей хватает занятий в школе и того, что ближе и легче. Ведь невозможно жить в современном мире и от него абстрагироваться. Когда едешь в общественном транспорте или такси, то слышишь какие-нибудь эстрадные песни, которые откладываются в памяти и становятся привычными. Я пришёл в балет только потому, что увидел «Ромео и Джульетту» с Улановой, Ермолаевой — и мне захотелось этим заниматься. Я пришёл в гимнастическую студию с балетным уклоном, а там какие-то мячики, прыгалки. Но я остался, так как очень этого хотел. А сейчас, к сожалению, даже мои дети, ходящие на балет, больше воспринимают то, что их окружает в повседневной жизни. И я с грустью констатирую: балет утратили те позиции, что занимал в 70-80 годы.
— Уже давно говорится о театральной реформе, после осуществления которой у репертуарного театра будет три формы существования. Как вы к ней относитесь?
— Вот на днях завершился съезд Союза театральных деятелей России, на котором председатель СТД Александр Калягин отчитывался, говоря больше о драматических театрах, но и о музыкальных тоже. Конечно, обрадовало то, что комиссия госдумы и СТД обговорили все интересующие артистов моменты с положительным для нас результатом. Несмотря ни на что, будет ли театр коммерческим или государственным, он всё равно будет получать дотации от государства. Это очень важно. Каким бы бюджетным ни был театр, денег не хватает. Например, наш театр «Русский балет». Мы испытываем определённые финансовые затруднения: на достойную зарплату хватает, а на постановки — нет. Но ведь во все времена театры были дотационные и не всегда за счёт королей и царей. У «Русского балета» нет оркестра. Представляете, что такое оркестр в музыкальном театре? Это ещё 60 душ, которым надо платить приличную зарплату, плюс стоимость хороших музыкальных инструментов. Также проблемы с деньгами на декорации, костюмы. Вот взять «Щелкунчик» — там только костюмов порядка 150, и каждый стоит около 500 долларов. Посчитайте, какая сумма нужна только на эти костюмы!
— Вы были в Волгограде больше десяти лет назад. Сильно он, с вашей точки зрения, изменился?
— Могу сказать, что сейчас приехал будто в другой город. Иногда приезжаешь куда-нибудь, например, в Пермь, и видишь, что ничего десятилетиями не меняется: те же перекопанные улицы, никогда не крашеные дома, театр наполовину покрашен, наполовину — нет. Это ужасно! И это при том, что в Перми мощная промышленная инфраструктура. А театр гниёт в прямом и переносном смысле. Волгоград же совершенно изменился, стал красивым. Не случайно мощные театры стали к вам ездить. Ведь мы ездим не только куда мы хотим или куда нас приглашают, а куда нас приглашают и куда мы хотим. Помню, как мы вышли тогда на сцену ЦКЗ (там ещё репетировал оркестр) и думали, как же мы разместимся, ведь для нас слишком мало пространства. Но все технические трудности мы преодолели, а уж тот горячий приём, который оказала публика, нивелировал все наши затруднения. Хотя по-настоящему хорошо мы не можем показать на сцене ЦКЗ ни один наш балетный спектакль. К примеру, для «Лебединого озера» нужно 15-16 штанкет, а здесь только 7. Очень бы хотелось, чтобы в Волгограде была большая сцена, где можно показывать без проблем любой крупный спектакль. Тем не менее, мы решаем подобные проблемы без потери артистизма, поэтому зрители не страдают.
— Что планируете после выступления в Волгограде?
— Мы выступим на своей сцене, после чего здание нашего театра, областной Дом искусств, встанет на капитальный ремонт. Затем вся труппа уедет в Китай, где пройдёт премьера моего спектакля «Течёт речка». Этому событию я придаю большое значение, так как мы выступаем в рамках «Года России в Китае». Позже этот спектакль будет показан в Москве — на сцене Кремлёвского Дворца съездов, так как будет проводиться «Год Китая в России». А после Европы начинается наш ежегодный европейский тур. Надеюсь, что в скором времени состоится премьера спектакля «Чипполино», который почти готов, только у нас нет денег на декорации. На встрече с президентом Александр Калягин акцентировал внимание на то, что ставится очень мало детских спектаклей, и «Русскому балету», так кстати готовящему спектакль для детей, были обещаны деньги. Точно такая же ситуация сложилась у нас и с «Сильфидой», которую из-за нехватки средств мы не можем выпустить уже два года — у нас нет 100 тысяч долларов на декорации.
— А возможен вариант, что вы привезёте «Чипполино» в Волгоград?
— Всё возможно, только нужны спонсоры. Вот если они найдутся, проплатят наши гастроли и билеты для детишек, грубо говоря, будут стоить 30 рублей, тогда мы сможем привезти свой детский репертуар.
— При «Русском балете» есть своя школа?
— Увы, всё упирается в финансы и такой школы у нас нет. Сейчас мы создаём балетную студию. Желающих — море. Причём, что интересно, желают заниматься не только сами дети, но и их мамы и старшие сёстры. Мы даже сделали разные классы: классический балет, современный танец, а для мам что-то типа аэробики. Создавать же на базе театра хореографическое училище не можем — нет финансовой базы, хотя желание есть и в этом желании нас поддерживает правительство Московской области. Надеюсь, после капремонта, когда у нас появится два дополнительных зала, мы сможем открыть балетную школу.
— Какой бы вы задали вопрос Путину?
— Я бы спросил, когда культура станет национальным проектом. Культура определяет общество: какими мы воспитаем людей, таким и будет наше общество в ближайшем будущем. Когда же культура будет финансироваться не по остаточному принципу? Мы сейчас живём в пене — многое, что нас окружает, это не культура, это всё осядет и испарится, а вот то, что под ним, может задохнуться. Когда началась перестройка, только в Москве было 22 балетных театра, они возникали как грибы. Сколько их сейчас? 5-6. Культура должна стать государственной политикой. Иначе русские артисты так и будут уезжать за границу, а связь поколений прервётся, традиции будут утрачены.
— Как вы относитесь к экспериментам на сцене, в частности к замене декораций видеоизображением?
— Видеодекорации — это более дешёвый способ показа балета, но иногда это бывает очень талантливо. Сегодняшняя экономическая ситуация порой требует этого. И если есть хорошее оборудование, то видеоизображение не является помехой для действия, разворачивающегося на сценической площадке. Если оборудование позволяет показывать картинку на заднем плане и она видна при любом освещении сцены, то это имеет право на жизнь. Если же при большом количестве света картинка пропадает, то действие становится условным и разрушается атмосфера спектакля.
— С чем был связан ваш уход из Большого театра?
— Мы с Васильевым (Владимир Васильев, бывший худрук ГАБТа. — Прим. авт.) не сработались. Он очень тяжёлый в этом смысле человек, ведь до Большого театра Васильев ничем не руководил и доказывал свои права на руководство только с позиции силы по известному принципу «Я директор, ты дурак». Так же нельзя работать. Тем более, что когда он пришёл в ГАБТ, я уже 15 лет руководил театром и мог работать с людьми — что и делал. Единственным коллективом в Большом, у которого было всё в порядке, являлся балет. Я перевёл артистов на контракты, у меня не было ни одного судебного иска, когда приходилось увольнять людей (после эпохи Григоровича многие солисты были вынуждены уйти), а у Васильева в опере было 14 проигранных судебных исков. К тому же я Васильева не очень приветствовал в качестве балетмейстера-постановщика, ему это, понятное дело, не нравилось. И у нас получился чисто человеческий конфликт, который привёл к тому, что Васильев как директор не продлил со мной контракт. Я судится не стал, хотя мог доказать свою правоту и восстановиться на работе по суду. Но вижу себя немного выше всех этих судебных разбирательств.
— Как оцениваете нынешний уровень Большого театра, где уже и Васильева нет?
— Это можно оценить по количеству зрителей — аншлагов нет даже на премьерах, притом премьеры все — однодневки, что, конечно, расстраивает. Большой театр тем и славился, что на его сцене шли грандиозные постановки, «поднять» которые мог только ГАБТ. Когда на сцене идёт «Князь Игорь», в котором задействованы сотни артистов, и все они профессионалы, это впечатляет. А когда на сцене 2-3 человека, то чем Большой отличается от какого-нибудь западного антрепризного театра, у которого даже нет труппы? Солисты не определяют уровень театра, определяет труппа театра: кордебалет, хор, а премьеров можно приглашать.
— То есть Большой театр сегодня не является российским флагманом в опере и балете?
— Для меня Большой театр, несмотря на мою критику, всё равно самый лучший: это лучшая сцена (пусть она сейчас и на ремонте, а новая сцена не такая), та публика, что ходит на спектакли, его значение для всей России. Ни один наш театр не может сравниться с Большим.