В конце прошлой недели, закрывая театральный сезон 2005-го года, наш город порадовали своим выступлением артисты Московского театра Антона Чехова, премьера спектакля «Корсиканка» (рассказывающего о днях заключения Наполеона на острове святой Елены) с Хазановым и Ароновой в главных ролях вызвала большой ажиотаж. Покинутый и забытый всеми, отстранённый от власти, он живет былыми победами и не имеет больше сил бороться с окружающей действительностью. И именно в этот момент в жизнь Бонапарта врывается его землячка Жозефина, которой в итоге и удаётся разбудить в нём жажду жизни и новой борьбы.
После спектакля нам удалось задать несколько вопросов Геннадию Викторовичу Хазанову, который явился на пресс-конференцию в плохом расположении духа, и его жизнерадостной напарнице по сцене Марии Ароновой.
- Как Вам наш город?
Мария Аронова: Я вообще очень люблю Волгоград. Это, кстати, первый город в моей жизни, куда я отправилась на гастроли - и я всегда с радостью сюда приезжаю. Был Херсонесский фестиваль, мы, 4-курсники, привозили сюда спектакль. Тогда я сильно сдружилась с Машей Голубкиной. У нас не было денег, и мы в районе Херсонеса ездили ловить раков, потом нашли какой-то лист и пытались их пожарить. Раки ползли с листа, мы их тащили обратно – короче, бред полный.
- А как Вы считаете, женщина играет главную роль в семье?
М.А.: Есть старая мудрая истина, которая говорит о том, что мужчина – голова, а женщина – шея, и куда поворачивается шея – туда и голова. Тут ещё, правда, смотря какая женщина и смотря какой мужчина. Я считаю, что идеальна ситуация, когда женщина является серым кардиналом, потому что мужчина не в состоянии жить, зная, что за него думают и решают.
- То есть ваша роль в этом спектакле?
М.А.: Это немного не то. Я говорю о плотских отношениях, а в спектакле скорее ставится вопрос ценностей этих двух людей. Наполеон живёт фетишем, славой, мундирами, а ключ к моей роли – как и чему надо улыбаться. Солнцу надо улыбаться! У меня есть сын, ему 14 лет. Когда ему становится грустно, я всегда везу его в санаторий к детям, больным церебральным параличом. И тогда я ему говорю: «Посмотри, дети счастливы, что они живут. Какое право ты имеешь грустить?!»
- У Вас никогда не было такой великой роли, как роль Наполеона в сегодняшнем спектакле?
Геннадий Хазанов: Я вообще-то не подразделяю роли на великие и не великие. Просто это первый раз в моей жизни, когда сам персонаж изначально не комедийный. Вот это для меня было ново. Все привыкли, что артист моего плана должен играть исключительно комедийных персонажей - и это никак не вписывается в рамки моей новой роли. Поэтому с этой стороны это очень серьёзная проба. А что получилось – это уже не в моей власти.
- «Наполеон на острове Святой Елены» - актуальна ли сегодня эта тема? Есть ли в ней какие-то российские реалии?
Г.Х.: Я думаю, что этот выбор был прежде всего связан с нахождением роли для вашего покорного слуги. Так получилось, что около 40 лет назад мой педагог произнесла фразу: «Вам когда-нибудь Наполеона надо сыграть!». И когда мы стали думать, что нам ещё сделать после очень смешного спектакля под названием «Всё как у людей», задумались, куда дальше артисту двигаться, что ему делать, что ему играть из того, что он ещё не играл, очень правильно был выбран Наполеон: задающийся вопросами о том, что есть жизнь, что есть цель в жизни, является ли власть целью человеческой жизни, какая мера ответственности, какой груз ложится на того, кто вершит судьбы миллионов людей. Так что эта пьеса спокойно может быть перенесена на проблему действующего лидера, любого, включая и действующего президента РФ. В том или ином виде ведь эти мысли у него появляются. Я знаю, что человек он совестливый и не готовил совсем себя к власти такого уровня. А уж что там на самом деле в его душе – один он знает. Я думаю, что у него очень часто бывают приступы отчаянья от невозможности все сделать быстро.
- Не возникало ли у Вас ощущения какого-то сходства со своим персонажем?
Г.Х.: Да. Мне кажется, что, играя Наполеона, я во многом играю свою жизнь.
- И всё же смешного в спектакле было больше, нежели грустного и серьёзного. Каждый трагический момент обязательно сменяется шуткой…
- Мне кажется, что сама жизнь так устроена. Настолько это всё рядом… Этот спектакль скорее трагикомедия. Мы просто испугались его так называть, потому что не знали – будет ли вообще смех. Мы на это совсем не рассчитывали. А когда мы позавчера в Саратове в первый раз услышали смеховую реакцию, даже удивились.
- Со стороны кажется, что юмористы в жизни очень печальные люди…
Г.Х.: Ну вы представляете себе, например, что хирург будет по улице с ножом бегать? Это же всё-таки какая-то система координат твоих профессиональных функций. Я вообще не понимаю, как может быть весёлым человек, который прожил жизнь. Он может мудреть, он может понимать всё в более натуральную величину, микшировать реакции, меньше удивляться. А как можно быть весёлым без причины – я не понимаю. Что касается этого жанра – наверное, это своего рода мозоль душевная, профессиональная. Просто когда ты понимаешь, что от тебя всё время чего-то ждут – это невыносимо, потому то у тебя отнимают право жить собственной жизнью и требуют всё время быть роботом. И удивляются – «почему этот робот не весёлый?»
- Сегодня в спектакле был затронут вопрос о счастье. Можете ли Вы назвать себя счастливым человеком и что Вас вообще делает счастливым?
Г.Х.: Наверно я счастливый человек. Мне судьба и Господь подарили всё то, что я так просил. Что ж тут сетовать на судьбу? Счастье – это как мерцание звёзд. Мне кажется, что бесконечное счастье – это какое-то странное состояние человека.
- А есть ли у Вас какая-нибудь мечта?
- Каждая новая работа становится для меня мечтой. Я очень не люблю период, когда кончается подготовка и начинается «эксплуатация» спектакля, потому что заканчивается очень мучительный, но радостный момент постижения.
- Вы сейчас всё реже появляетесь на сцене как юморист и как артист театра…
Г.Х.: Вы знаете, я не реже появляюсь, просто я до Волгограда реже доезжаю как артист театра, потому что предыдущая четвёрка спектаклей сделана в театре А.Чехова в Питере. Предыдущие три были комедийные, и поэтому Волгоград не смог этого увидеть. А что касается того жанра, в котором я провел большую часть своей жизни – мы все вырастаем из детских одежд, что делать… Меня просто не устраивает ни состояние этого жанра, ни его возможности, ни потребность зрителей от этого жанра.